Чак Паланик - Колыбельная [litres]
– И не спрашивай, как это случилось. – Она протягивает мне руки. Ее обычно черные ногти теперь покрашены ярко-розовым лаком с белыми кончиками. Она говорит: – Пожалуйста, передай миссис Бойль, что мне не нравится, когда мое тело берут без спроса и творят над ним всякие гадости. – Она указывает на свою взбитую прическу, щеки, подкрашенные румянами, и розовую помаду. – Это равносильно стилистическому изнасилованию.
Мона захлопывает багажник, надавив на него рукой с розовыми ногтями.
Она показывает на мою рубашку и говорит:
– Разборка с другом была кровавой?
Я говорю: эти красные пятна – от чили.
Я говорю: гримуар. Я его видел. Красная человеческая кожа. Татуировка-пентаграмма.
– Она мне его отдала, – говорит Мона. Она открывает свою коричневую сумочку и запускает туда руку. Она говорит: – Сказала, что ей он больше не нужен. Как я уже говорила, она была очень расстроена. Она плакала.
Двумя пальцами с розовыми ногтями Мона выуживает из сумочки сложенный листок бумаги. Это страница из гримуара. Страница с моим именем. Мона дает листок мне и говорит:
– Ты осторожнее. Как я понимаю, кому-то в каком-то правительстве очень хочется твоей смерти.
Мона говорит:
– Как я понимаю, приворотные чары Элен неожиданно привели к обратным результатам. – Она пошатывается на высоких шпильках и приваливается спиной к машине. Она говорит: – Хочешь – верь, хочешь – нет, но мы это делаем, чтобы тебя спасти.
На заднем сиденье лежит Устрица. Лежит неподвижно и тихо, вроде бы спит, но он слишком спокойный и совершенный для того, чтобы просто спать. Его длинные белые волосы разметались по всему сиденью. Его мешочек для талисманов по-прежнему висит у него на шее. Сейчас он открыт, и из него вываливается пачка сигарет. Красные шрамы у него на щеках – от ключей Элен.
Я спрашиваю: он что, мертвый?
И Мона говорит:
– Не дождетесь. – Она говорит: – С ним все в порядке. – Она садится за руль и заводит машину. Она говорит: – Тебе лучше поторопиться и разыскать Элен. Боюсь, она может сейчас совершить какой-нибудь отчаянный поступок.
Она захлопывает свою дверцу, и машина трогается с места.
Мона кричит мне, приоткрыв окно:
– Медицинский центр «Новый континуум». – Она кричит, выезжая со стоянки: – Надеюсь, еще не поздно.
Глава сорок третья
Палата № 131 в Медицинском центре «Новый континуум». Пол переливается всеми цветами радуги. Линолеум хрустит у меня под ногами, когда я иду по осколкам красного и зеленого, желтого и голубого. Капельки красного. Бриллианты и рубины, изумруды и сапфиры. Тут же валяются туфли Элен. Одна – розовая, вторая – желтая. Каблуки-шпильки разбиты до состояния каши. Испорченные туфли – на полу в самом центре комнаты.
Элен стоит в дальнем конце комнаты, в тусклом мерцании, на самом краю круга света от настольной лампы. Стоит, склонившись над каким-то ящиком из нержавеющей стали. Ее руки раскинуты и обнимают холодную сталь. Она прижимается щекой к крышке ящика.
У меня под ногами хрустят разноцветные камни, и Элен оборачивается на звук.
Ее губы в розовой помаде испачканы кровью. На крышке ящика – отпечаток поцелуя, розовый с красным. В крышке – окошко из мутного серого стекла, а внутри лежит маленький человечек – слишком белый и совершенный для того, чтобы просто спать.
Патрик.
Узорная наледь по краю окошка уже начала подтаивать, и вода капает внутрь.
Элен говорит:
– Ты пришел. – Ее голос звучит невнятно и глухо. Тонкая струйка крови течет изо рта.
Я смотрю на нее, и у меня вдруг начинает болеть нога.
Со мной все в порядке, говорю я.
И Элен говорит:
– Я за тебя рада.
Ее косметичка лежит развороченная на полу. Среди разноцветных осколков – перепутанные цепочки, золотые и платиновые. Элен говорит:
– Я пыталась разбить самые крупные. – Она кашляет, прикрывая рот рукой. – Остальные я пыталась разгрызть. – Она опять кашляет. Ее ладонь – вся в крови и в белых осколках.
Рядом с косметичкой – опрокинутая бутылка с жидкостью для прочистки труб. Под ней натекла зеленая лужица.
У нее переломаны все зубы. Многих недостает вообще. Она прижимается лицом к серому стеклу. Стекло туманится от ее дыхания. Она вытирает окровавленные руки о юбку.
– Я не хочу возвращаться к тому, как все было раньше, – говорит она, – к той жизни, какая была у меня до того, как мы с тобой встретились. – Она все вытирает и вытирает руки о юбку. – Даже со всей властью в мире.
Я говорю, что ей срочно нужно в больницу.
А Элен улыбается окровавленными губами и говорит:
– Мы и так в больнице.
Ничего личного, говорит Элен. Ей просто нужен был кто-то. Хоть кто-нибудь. Даже если она и сумеет воскресить Патрика, она не хочет ломать ему жизнь, разделив с ним баюльные чары. Даже если это означает, что она снова будет одна, ей не хочется, чтобы у Патрика была эта власть.
– Посмотри на него, – говорит она и прикасается к серому стеклу своими розовыми ногтями. – Он такой хороший.
Она сглатывает слюну вместе с кровью, обломками зубов и разбитыми бриллиантами. Ее лицо кривится в кошмарной гримасе. Она хватается за живот и едва не ложится на стальной ящик с серым окошком. Кровь и вода от оттаявшей наледи текут внутрь.
Дрожащей рукой Элен открывает сумочку и достает тюбик помады. Она красит губы, и розовая помада становится красной.
Она говорит, что отключила криогенную установку. Отключила сигнализацию и резервную батарею. Она хочет умереть вместе с Патриком.
Она хочет, чтобы все кончилось. Баюльные чары. Власть. Одиночество. Она хочет уничтожить все драгоценности, про которые люди думают, будто они их спасут. Все остатки былого величия, которые переживают красоту, ум и талант. Весь декоративный мусор, который остается, когда настоящие достижения и успех – все обращается прахом. Она хочет уничтожить все красивые вещи – паразитов, которые переживают своих хозяев-людей.
Сумочка падает у нее из рук. Серый камушек выпадает из сумки и катится по полу. Совершенно безо всякой связи мне вспоминается Устрица.
Элен громко рыгает. Вынимает из сумки бумажную салфетку, держит ее подо ртом и выплевывает на нее сгустки крови, желчь и расколотые изумруды. У нее во рту застрявшие в окровавленных деснах на месте зубов – осколки сапфиров и оранжевых бериллов. К нёбу прилипли кусочки красной шпинели. Язык весь в черной алмазной крошке.
Элен улыбается и говорит:
– Хочу быть вместе с моей семьей. – Она скатывает окровавленную салфетку в шарик и запихивает его под отворот манжета. Ее серьги, ее ожерелья и кольца – ничего больше нет.
Подробности о ее костюме: он какого-то цвета. Это костюм. Он безнадежно испорчен.
Она говорит:
– Пожалуйста. Обними меня.
В сером окошке – совершенный ребенок лежит, свернувшись калачиком, на подушке из белого пластика. Держит пальчик во рту. Совершенный и бледный – как синий лед.
Я обнимаю Элен, и она морщится.
У нее подкашиваются колени, и я опускаю ее на пол. Элен Гувер Бойль закрывает глаза. Она говорит:
– Спасибо, мистер Стрейтор.
Я поднимаю ее серый камень и бью им по холодному серому стеклу. Изрезанными в кровь руками я вынимаю Патрика, бледного и холодного, и кладу его, испачканного моей кровью, в руки Элен. Опускаюсь на пол рядом с ней и обнимаю ее.
Моя кровь с ее кровью – теперь смешались.
Лежа в моих объятиях, Элен закрывает глаза и кладет голову мне на колени. Она улыбается и говорит:
– Тебе не показалось, что это слишком уж странное совпадение, что Мона нашла гримуар?
Она открывает глаза, хитро щурится и говорит:
– Тебе не показалось, что это как-то уж слишком странно, что все это время гримуар был у нас?
Элен лежит у меня в объятиях и качает Патрика на руках. И вот тут оно и происходит. Она поднимает руку и вдруг щипает меня за щеку. Смотрит на меня и улыбается одной половиной рта. Хитрая улыбка в крови и зеленой желчи. Она подмигивает и говорит:
– Попался, папаша!
За секунду я весь покрываюсь холодным потом.
Элен говорит:
– Неужели ты правда думаешь, что мамочка стала бы убивать себя ради ТЕБЯ? И что она стала бы уничтожать свои мудацкие драгоценности? Или оттаивать этот замороженный кусок мяса? – Она смеется, у нее в горле булькает кровь и жидкость для прочистки труб. Она говорит: – Неужели ты правда думаешь, что мамочка стала бы грызть свои мудацкие бриллианты, потому что ты ее не любишь?
Я говорю: Устрица?
– Во плоти, – говорит Элен, говорит Устрица ртом Элен, голосом Элен. – Ну, то есть во плоти миссис Бойль. У нее внутри, где, готов спорить, ты тоже уже побывал, но другим способом.
Элен поднимает Патрика на вытянутых руках. Ее ребенок, холодный и синий, как фарфоровая кукла. Замороженный и хрупкий, как стекло.
